То, что сейчас видно на месте Ирака — окончательный итог завершения пресловутой колониальной эры. Скажут, что это рецидив давних межрелигиозных столкновений в самом неприглядном виде, вульгарная средневековость. Но в нашем случае (а может, и в большинстве существующих политических примеров) первое и второе — просто грани одного целого. Средневековая война религиозных направлений для стран Ближнего и Среднего Востока — это их реальное внутреннее состояние, а значит и актуальная неизбежность.
Нелепой и наносной была как раз их недавняя модернистская светскость, наскоро намалеванная на фасаде средневековой общинной реальности. Всякие «партии», «прогрессы» и «национализмы арабские» не очень-то умело маскировали реальные противостояния религиозных меньшинств и большинств, клановые и племенные альянсы.
Это вообще действительная реальность Востока. Неубедительны любые примеры, показывающие влиятельность или даже присутствие здесь политических партий. Тот же Пакистан: формально политический дизайн здесь скандально европейский, накануне каждых выборов население показательно размежуется под партийными флагами, впадая в истерию митингов и разговаривая на языке с плакатов. Буквально чуть ближе присмотреться, и все это оказывается второстепенным антуражем. Политические партии в Пакистане это не объединения по убеждениям и не сословные машины для регулярного производства парламентариев из низовых активистов. Они — просто другие имена кланов. За основными партийными и коалиционными разломами стоит не борьба идей и технологических подходов, как на европейских или на американских выборах, а сословное и трайбалистское лоббирование. Причем буквальное.
Что в первую очередь значит жесткое противостояние амбиций, интересов коренного населения и мухаджиров (переселенцев из Индии: Пакистан стал в 1946 году эталонным конфессионально мусульманским государством из части Индии с мусульманским преобладанием с последующей иммиграцией в него индийских мусульман), а также влиятельного пуштунского национального меньшинства и шиитского конфессионального. Например, Народная национальная партия представляет пуштунов, а Объединенное национальное движение — мухаджиров. Всюду изобилует в использовании слово «национальное», хотя именно такой принцип формирования политического ландшафта не только не придает ему национальный характер, но и вообще не дает самой политической нации сформироваться.
И так не только в Пакистане. Саддам Хусейн и его Баас в Ираке выражал интересы консолидированного суннитского меньшинства (оно еще до Баас приняло Ирак от английского колониального командования и довольно-таки успешно правило им). К власти традиционно примыкали и представители христианского меньшинства, согласные с таким положением дел, некоторые из них даже имели значимые посты в саддамовской иерархии. А вниз пирамиды, причем в непосредственно угнетаемом и репрессивном смысле, были поставлены шиитское большинство и влиятельное национальное меньшинство курдов. Именно шииты и курды правят современным Ираком, совершенно, между прочим, неслучайно. И именно на них (на шиитов в первую очередь, курды обособлены на собственном этническом пространстве и завидно вооружены) ведет атаку суннитское повстанческое движение, задача которого не столько победить, сколько переформатировать регион по его изначальному замыслу: не светско-колониальному, а в логике религиозных деноминаций и сект. Халифат с суннитскими властями и с доминированными меньшинствами.
Все то же мы видим в Ливане, который изначально выстроен был в этом принципе конфессиональных квот, но его жестко детонировали демографические изменения. Не столько даже рождаемость, сколько иммиграционные потоки. Но и там — партии формальны. «Прогрессивные социалисты», например, это закрытая непосвятительная община друзов. Почему прогрессивные? Почему социалисты? На то и эзотеризм!
И еще больше — в Сирии. Ирак до свержения баасистов был все же сбалансирован относительно численности своих составляющих. Шииты были не таким уж и большинством (немногим больше половины), сунниты не таким уж и меньшинством (процентов сорок это и убедительно, и значительно, особенно если дело доходит непосредственно до войны).
В Сирии пример обратного свойства. Здесь миниатюрное, но весьма экспансивное религиозное меньшинство нусайритов правит страной, где абсолютное большинство почти по всей территории за исключением кромки моря составляют ортодоксальные сунниты. И противостояние в стране, доходящее до горячей вооруженной фазы — опять же никакая не случайность, а неизбежность. Это частный случай общего ближневосточного порядка. И события в близлежащем Ираке (а он не только вблизи лежит, но и вдоль на тысячи километров вблизи) означают в том числе и то, что над режимами конфессиональных меньшинств сгущаются тучи.
А может, самумы. Но сгущаются — это точно.
Дмитрий Сергеев